Птенцы Виндерхейма - Страница 163

163

Говорить с ротной было трудно. Еще труднее понять, как она теперь должна относиться к Сигрид? Подозревать? Презирать? Сочувствовать?

Женщине у костра было плевать и на презрение Альдис, и на ее сочувствие.

– Мы учили жиху.

А чего ее учить? Жиху и так каждый знает. Пять шагов, три хлопка. Никаких построений, обмена партнерами, танцуй себе в цепочке, топай.

Наставница по танцам рассказывала: раньше жиха считалась у гальтов священной. Цепочку в обход полей и пастбищ вел главный друид поселения, выпрашивая у богов щедрого урожая.

Замыкал цепочку флейтист или музыкант с кроттой на плече.

Гвендолен после того занятия фыркала – мол, все было совсем не так и что бхатка может понимать в гальтских танцах. Но рассказывать, как все было «на самом деле», отказалась.

– Сейчас проверю, как учили. Танцуйте.

Сигрид ударила по горшку раскрытой ладонью, и тот откликнулся. Рассыпался горстью гороха, застучал каплями дождя, выбивая безумный ритм.

И девушка услышала за частой сухой дробью знакомый пульс жихи.

– Танцуй, – повторила ротная, глядя в упор на Альдис, пока руки Сигрид порхали бабочками над глиняной поверхностью.

Все правильно – она крайняя справа, значит, ей и надлежит вести цепочку.

Девушка сделала шаг, другой. Руки сами потянулись вверх. Хлопок на сильную долю. Еще шаг.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как за ней потянулась цепочка. Шаг. Еще шаг. Взяться за руки – ладонь Сольвейг горяча, как маленькое солнце. Поклон, три хлопка.

Барабан в руках Сигрид пел. Он приказывал, повелевал, тянул вперед. Ритм поселился в венах, отдаваясь в висках с током крови. Тело больше не принадлежит Альдис. Ноги сами делают прыжок, руки соединяются для хлопка…

Впереди костер. Обойти посолонь.

Не было прошлого, не было будущего. Вся жизнь сжалась в крохотный, не больше игольного ушка, миг «здесь-и-сейчас». Здесь и сейчас Альдис танцует, здесь и сейчас ведет цепочку, здесь и сейчас живет.

Тлен – смеялся барабан. Прошлое – тлен, будущее – туман. Будь здесь. Будь сейчас. Иди за мной.

Шаг. Прыжок. Поклон. Рука Сольвейг.

Блики пламени освещали изуродованную половину лица Сигрид, превращая женщину в изваяние жестокой древней богини. Неутомимые пальцы гладили и били тугую кожу.

Танцуй – смеялся барабан. Танцуй, пока можешь…

Едва ли кто-то из танцоров смог бы сказать, сколько прошло времени. Час? Три? Минуты спеленались в тугой кокон, вне которого само понятие «время» теряло смысл. Ночь. Алые жаркие угли на месте былых костров. Утоптанная земля под ногами и сухой отрывистый голос барабана.

Шаг. Еще шаг.

Руки, ноги, веки налились свинцовой тяжестью. Сейчас бы упасть, закрыть глаза…

Не сметь! – ругался барабан. Нет, нет, нет. Танцуй, пока можешь. Иди, пока дышешь. Дальше, дальше, дальше…

– Не могу больше! – всхлипнул кто-то за спиной.

– Можешь, – голос Сигрид. – Танцуй!

Хлопок. Взяться за руки.

– Я разочарован, – сказал отец, и лицо его выразило усталое отвращение. – Ты опозорила меня и весь наш род.

– Это неправда!

– Уничтожила все, что мы строили годами, предала свою страну.

– Папа!

– Иного и не стоило ожидать. Ты же женщина.

Он отвернулся, сделал два шага и почти сразу скрылся в раскинувшем повсюду свои щупальца белесо-сером тумане.

– Папа, подожди! Папа, послушай!

Она рванулась за ним, захлебнулась криком, продралась сквозь влажную серую паутину только для того, чтобы провалиться по пояс в черную жижу.

Еще шаг по пояс в грязи. Второй шаг. На третьем нога не встретила опоры, девушка потеряла равновесие и ухнула в трясину.

Горькая гадость забивалась в рот, в нос. Звуки исчезли, что-то живое, холодное и гладкое скользило по коже, обматывало, сжимало кольца. Трясина, вокруг ненадежная дрянь – не суша, не вода. Не пройти, не поплыть, но утонуть хватит. Она барахталась, руки шарили над головой, натыкались на что-то гибкое, живое. Воздуха почти не осталось…

– Держись!

За шиворот дернула чужая сильная рука. Воротник форменной куртки затрещал, но устоял. Девушка, задыхаясь, вывалилась на камень, желудок скакнул куда-то к горлу, и ее вытошнило проглоченной жижей.

– Вставай, – сказал Такаси. Лицо сухопарого ниронца было бесстрастно, как у статуи. – Иди.

Превозмогая слабость, девушка подтянулась, выбралась из трясины. Где-то над головой, за свинцовыми темными тучами глухо охнули первые раскаты грома.

– Иди.

– Куда?

Но Такаси уже не было рядом. Молния на секунду высветила на его месте высокую женскую фигуру. Сейчас на Сигрид не было повязки. Два давних белых шрама наискось метили пустую глазницу.

– Вам что-то непонятно, курсант Суртсдоттир?

Альдис встала, сделала шаг по кромке трясины. Где-то вдалеке мелькнул силуэт отца.

«Надо догнать его. Надо объяснить».

Сигрид смотрела в спину.

Она бежала, а сверху грозно рычал гром, сухие молнии били, освещая дикий, фантасмагорический пейзаж. Справа, сколько было видно глазу, простиралась каменистая пустыня, слева волновалось грязевое море. Отец шагал неторопливо и равномерно, но как девушка ни старалась, догнать его не получалось.

– Помоги мне! – Она не сразу услышала крик. По инерции пробежала еще десять шагов, прежде чем обернуться.

Совсем рядом в трясине барахтался Торвальд.

– Пожалуйста, помоги! Альдис!

– Сейчас… я сейчас.

Косичка эльдри наполовину погрузилась в жижу. Парень пока держался, но жидкая чавкающая грязь делала свое дело.

163