– Академия…
– Что – академия?! – заорал Асбьёрн, на этот раз все-таки повернувшись в сторону Ингвара. – Академия – наша! Это наша земля! Мы здесь хозяева! Даже вздумай она что-либо сказать, ее слово против наших слов! И Гуди, и Хьёрлейв опровергнут ее слова! И ты опровергнешь! Или ты хочешь, чтобы старшие были тобой недовольны, а?! Мы здесь не только для поднятия рейтинга, Ингвар! Если в твою тупую башку еще не дошло, то я объясню: мы здесь, чтобы только истинные сыны Всеотца остались в академии! Чтобы такие, как она, покинули Виндерхейм! Ясно тебе?! И я выполню возложенную на нас миссию, нравится тебе это или нет, понятно?!
– Если тебя что-то не устраивает, хе, то можешь уйти, хе, но сам будешь тогда держать ответ перед старшими. – Насупившийся Гуди исподлобья смотрел на Ингвара. – Никто из нас, хе, не поделится с тобой кулонами, хе.
– Да не в кулонах же дело… – Ингвар потрясенно переводил взгляд с тощего на здоровяка. Кажется, он все еще не верил, что происходящее на поляне реально.
И в этот миг он заметил Хельга.
Лис мог поклясться, что Ингвар его заметил. Он лежал не шевелясь, весь охваченный какой-то странной пустотой, неким вакуумом, превращающим круговерть жизни вокруг в ничто, в не тревожащий чувства и разум Хельга ноль. Он сам хотел превратиться в эту пустоту, чтобы его не стало – не стало здесь и сейчас, в этих зарослях, рядом с этой поляной, где творилось йотун знает что, что не должно было твориться, чего даже возможности не должно было быть – но было.
Было, как был здесь и сам Хельг.
«Птенец», курсант-первогодок, который ничего не сможет сделать против четверых «соколов».
Хитрый-прехитрый Лис, чья хитрость сейчас абсолютно была ненужна.
Мальчишка, который обмирает от страха, от страха не за себя, а за глупую-преглупую девчонку, до которой ему не должно, совсем не должно быть дела, но он…
Лис обязан был уйти.
Хельг должен был остаться.
Остаться и что-нибудь сделать. Что угодно, лишь бы остановить происходящий на поляне кошмар.
Что угодно, но он просто не мог.
Хельг боялся. Он дико, безумно боялся Асбьёрна, в этот жуткий миг напомнившего ему Альгирдаса. И это воспоминание заставило вынырнуть из глубин памяти фрагменты тщательно забываемого прошлого. Прошлого, превратившего его нынешнего в пустоту. Вакуум. Ноль.
Абсолютный ноль без палочки.
Зачем все это было, Хельг? Зачем все это время ты старался изменить себя? К чему эти проведенные на Виндерхейме месяцы, месяцы самоуверенного Лиса, которого уважают и побаиваются, мнение которого важно, который лучше других «птенцов», и об этом знают другие «птенцы»? К чему все это, если стоило взять этого Лиса за шкирку, встряхнуть – и из разорвавшейся шкуры выпадет перепуганный Хельг, неуверенный, жалкий пацан, который, когда надо действительно сделать нечто стоящее, ничего не может сделать?!
Пустота.
Ноль.
Вот ты кто, Хельг.
И Лис сколько угодно может твердить о великой цели, о глупости и тупости окружающих, об их ничтожности. Все это слова, которые скрывают твою собственную ничтожность.
И он, наверное, продолжая захлебываться пустотой, превращаясь в пустоту, так бы и продолжил лежать, скрытый кустами, наблюдая, как ублюдок-«сокол» насилует Лакшми, если бы Ингвар не заметил его.
Брат Истины встретился с взглядом Хельга. И на мгновение…
На мгновение что-то колыхнулось в Лисе.
Что-то, что после больницы заставило его, не раздумывая, сопротивляться третьекурснику. Что сделало Свальда его вассалом. Что позволило понять боль Хитоми.
Что, в конце концов, привело его на Виндерхейм.
Желание перемен. Жажда изменений. Воля, направленная на разрушение устоявшегося порядка вещей.
Воля, которую почти удавалось задавить прошлому Хельгу, которую почти удалось поглотить нахлынувшей со всех сторон пустоте, которую почти обратили в ничто воспоминания, треклятая память, от которой никуда не деться, как ни старайся.
Мгновение, растянувшееся на века, закончилось.
Взгляд Ингвара скользнул дальше, остановившсь на тощем Гуди. Хельг напрягся. Сейчас. Сейчас «сокол» выдаст его и…
– Я вызываю тебя, Гуди, – скучающим голосом сказал Ингвар. – Под этим небом и на этой земле я, Ингвар, сын Рагнара, вызываю тебя, Гуди, сына Ивара, на хольмганг. Бой до первой крови. Я сказал.
Что?!
– Чего? – не меньше, чем Хельг, поразился тощий. – Ты что несешь?!
– Ты мне надоел, – сказал Ингвар, расстегивая мундир. – Пускай Асбьёрн делает что хочет, я не буду ему мешать. Он же все-таки главный. Хьёрлейв – парень простой, молчаливый. К нему у меня нет особых претензий. Но ты, Гуди, меня просто достал. А своими последними словами ты меня просто-напросто оскорбил. Так что или прими мой вызов, или покройся позором перед лицом Всеотца и богов.
– Эй, Асбьёрн! – неуверенно позвал тощий. – Он…
– Прими его вызов, – отозвался «сокол», расстегивая мундир и плотоядно разглядывая неподвижную южанку. – Он соблюл ритуал. Ты должен принять вызов, если не хочешь прослыть нидингом. И не мешай мне. Хьёрлейв, проследи, чтобы все было честно.
Хельгу казалось, что его голова сейчас взорвется от разошедшихся мыслей.
Ингвар не выдал его. И не просто не выдал, а вызвал Гуди на священный поединок, прервать который не может ни один из них, пока не будут соблюдены условия победы. Даже если появятся наставники. Разве что Один, создавший ритуал хольмганга, священного боя под взором небес, снизойдет до сражающихся и повелит остановиться. Но такое было только раз, и то до Катастрофы. Практически из тех, кто мог помешать Хельгу, реши он вмешаться, остались только двое: здоровяк Хьёрлейв и ублюдок Асбьёрн.