Хальбера, значит? Тогда она так и не представилась.
– Кейко в таких делах не ошибается.
– Как же ты проглядела? – В голосе докторши за сочувствием скрывалась насмешка, но ротная предпочла ее не заметить.
– Я зайду завтра. Спокойной ночи.
Сержант развернулась, обрывая разговор. Даже спина ее выражала возмущение.
Хальбера только покачала головой.
– Спокойной ночи, Сигрид, – буркнула она себе под нос, но ротная вряд ли слышала это пожелание.
Теперь докторша наконец обратила внимание на Альдис.
– Здравствуй. Я – Хальбера Йандсдоттир – старший врач Виндерхейма. Можешь обращаться по имени. Напомни, как тебя зовут?
– Курсант Альдис Суртсдоттир.
Женщина усмехнулась:
– Ну, не надо так старательно вытягиваться, детка. Я не Сигрид.
Она посторонилась, пропуская Альдис внутрь домика. Пройдя крохотную прихожую, больше похожую на тесный чулан, девушка очутилась в небольшой, скудно обставленной комнате. Из мебели здесь был только большой круглый стол и деревянная скамья с резной спинкой.
– Лучше пойдем в приемный покой, – послышался голос из-за спины. – Подожди здесь.
Докторша скрылась за дверью в противоположной стене. До Альдис донесся неразборчивый мужской голос, показавшийся смутно знакомым. Женщина что-то быстро ответила. Прошло еще несколько минут, и докторша появилась уже в белом халате поверх домашнего платья.
– Пошли.
Альдис последовала за ней через узкий коридор с белеными стенами. По бокам то справа, то слева встречались двери.
– Я живу при больнице, – пояснила докторша в ответ на невысказанный вопрос. – Так удобнее.
Девушка кивнула. В доброжелательности женщины сквозила какая-то нервозность, словно ей было что скрывать.
Наконец они дошли до врачебного кабинета, очень похожего на тот, в котором Хальбера осматривала ее в первый раз. Альдис вздохнула – сегодня вечером она выполнит свою норму по публичному обнажению на полгода вперед – и без лишних напоминаний разделась.
– Да, впечатляет. Я такого лет семь не видела. Неудивительно, что Сигрид в бешенстве.
Девушка поморщилась. Основная масса синяков украшала ее бедра и плечи – с подачи своего советника Томико аккуратно выбирала зону «воздействия» и старалась не наносить серьезных повреждений. Но на животе и груди тоже выделялось с пяток уже пожелтевших кровоподтеков. Ничего серьезного, однако смотреть на такое лишний раз не захочется.
В кабинете было холодно, и то ли от стылого воздуха, то ли от насмешливо-изучающего взгляда на коже выступили пупырышки.
– Кейко говорила о травме. Ложись на койку и показывай, где болит.
Сильные руки прошлись по коленке, сдавливая кожу, поднялись немного выше. Альдис выдохнула сквозь зубы.
– Ага, вижу. – Хальбера нахмурилась. – Вроде ничего серьезного, но пару дней я тебя в палате подержу. Массаж, компресс, и все будет в порядке.
– А как же занятия?
– Учеба никуда не денется. Погоди, – остановила она начавшую одеваться девушку. – Я дам больничную рубашку.
– Даже за вещами нельзя сходить?
– Попросишь друзей, они тебе все принесут. Держи. – Докторша порылась в стенном шкафу и вынула длинную тунику из некрашеного полотна. – Должна подойти по размеру.
Курсантка молча следила, как женщина упаковывает ее форму. Объяснять, что у нее нет друзей и некому принести учебники и домашние задания, было как-то неловко. Словно изоляция от других подростков делала ее человеком второго сорта.
Ей всегда нравилось быть самой по себе. Дружба основывается на подчинении, Альдис не хотела служить. И ей не нужна свита обожающих дурочек. Она – одиночка.
Но признаваться в этом Хальбере почему-то было стыдно.
В палате Альдис лежала в одиночестве. Да и во всем больничном корпусе кроме нее находилась только пятикурсница со сломанной рукой и двое мальчишек-ровесников. Мальчишки сожрали по пригоршне крупных ярко-красных ягод, росших на кустарнике в дальней роще. Ротные неоднократно предупреждали учеников, что ягоды ядовиты, но эти двое то ли не слышали предостережений, то ли решили убедиться на собственном опыте.
Делать здесь было решительно нечего. В палате не было даже книг, чтобы убить время. Альдис попыталась вспомнить, когда последний раз столько времени подряд предавалась безделью, и не смогла. В ее жизни не было места праздности, она всегда работала, выполняла задания или чему-то училась. Даже во время парусного путешествия она повторяла математику и историю, брала уроки вязания морских узлов у матросов, помогала по хозяйству.
А в больнице даже еду приносили прямо в палату. За исключением пятнадцатиминутного массажа по утрам и вечерам, заняться ну совершенно нечем, и вынужденное безделье тяготило Альдис сильнее самой тяжелой работы. После завтрака девушка отправилась слоняться по коридору, но, к своему несчастью, сразу же наткнулась на Хальберу. Женщина вернула ее в палату и закрыла на ключ, строго-настрого запретив покидать помещение без разрешения. Тогда Альдис попыталась себя развлечь. Она горланила все песни, которые знала, пыталась решать в уме задачки или представлять, что происходило в комнате ниронок после ее ухода, но от этого становилось еще скучнее.
К вечеру девушка уже была морально готова совершить побег. Она слонялась по палате, с тоской поглядывая на тяжелую оконную раму. Нерастраченная энергия искала выхода. Ей хотелось бегать, прыгать, орать, кувыркаться и стоять на голове. Застоявшиеся мышцы искали нагрузки, а привычный к работе разум требовал пищи.